Ланковская Наталья Михайловна
Ланковская я по мужу, а родилась в семье Лурье. Мой отец, Михаил Давыдович Лурье, и мама, Зинченко Зоя Семёновна, поженились на Крайнем Севере, на Чукотке. Нас у них было четверо: старший брат, Олег – от первого маминого брака, и трое нас – Таня, Юра и я. Таня и Юра родились на Чукотке, и я там собиралась родиться, да призадумалась – и родилась в городе Смела Черкесской области. Но и там задержалась ненадолго – ещё во младенчестве перебралась в Москву, а оттуда – в Геленджик. А из Геленджека – в Якутию, в посёлок Тикси. Да так с тех пор и путешествовала, пока, наконец, не осела в Ревде (в 2007 году).
Я, как все нормальные люди, закончила школу – в Геленджике; потом – подкурсы в станице Ленинградской; потом училась в Пятигорске, в педагогическом на инязе, да бросила. А закончила учиться в Ленинграде, в ЛГУ, уже на заочном отделении филфака.
Работала много где и много кем, потому что всегда была ужасно любопытна. После 20 лет работы в Полярной геологической экспедиции, что дало мне возможность попробовать полевую жизнь на Севере и зимовку на Новой Земле, на Шпицбергене.
Теперь пенсионерка, и спокойно живу себе в посёлке Ревда Ловозерского района.
Да, забыла сказать: родилась я в 1945 году, так что в Великой Отечественной войне не участвовала. И спрашивать меня про неё не надо.
Ланковская Н.М.
Лауреат I степени в номинации "Я в плену у Северной природы"
II - го открытого фестиваля - конкурса самодеятельного литературного творчества "Голоса поколений- 2016", посвященного 100-летию города Мурманска.
Фотоальбом "Есть только миг..."
Произведения
Отрывок из автобиографической повести "Лоскутки"
Бабця была самым близким и дорогим мне человеком из всех дорогих и близких мне людей. Она была нам не совсем родная бабушка, а двоюродная; но именно она растила нас всех - моих братьев, сестру, меня и целую кучу наших двоюродных и троюродных братьев и сестёр. Она была хозяйкой "Скворечника". Так называли мы наш дом в Геленджике, куда часто приезжала наша многочисленная родня и наши друзья с семьями. Бабушкиного тепла хватало на всех нас, да ещё оставалось на соседских детей и на наших одноклассников.
Мой дед Семён Елисеевич Зинченко молодым парнем "гулял" сразу с двумя девушками. Одну из них звали Антонина, и это была мамина мама, наша родная бабушка. Вторую звали Шура; дед женился на ней после смерти моей бабушки. От первой жены у него остались три дочери: Зоя (моя мама), Вера и Мария; а от второй - одна, младшая, Галя. С ней, со своей родной дочерью, и жила в Смеле бабушка Шура; а в Геленджик она приезжала только однажды.
У моего прадеда Павла Руденко дочерей было трое: Александра, Антонина и Анастасия. Анастасия вышла замуж за киевлянина и уехала в Киев. Это всё, что я о ней знаю. Александра осталась в Смеле, и у неё было трое сыновей, Юра и Павлик. Она крестила старшую дочь своей сестры и была, таким образом, не только родной тёткой, но и крёстной матерью моей мамы. Мама и бабушка, Александра Павловна, очень любили друг друга. После войны, когда бабця совсем осиротела (оба её сына погибли), мама уговорила бабушку жить с нами, и с нами она жила уже до самой смерти.
Все три сестры (Александра, Анастасия и Антонина) были учительницами начальных классов. И моя мама тоже начинала свою педагогическую деятельность как учительница начальных классов; но потом окончила заочно учительский институт и стала преподавать историю.
Фамилия моего прадеда была Руденко, но дочери в замужестве взяли фамилии мужей; поэтому бабця была Никифоренко, а бабушка Антонина - Зинченко. А про третью сестру я, собственно, ничего не знаю.
В общем, я знаю, что прадед Павел был лесничим, а его жена (прабабушка, стало быть, моя) устроила у себя дома что-то вроде небольшой частной школы, учила детей читать, писать и считать; так что первой учительницей в нашей семье была прабабушка Руденко.
Когда мы с мамой в 1973 году приезжали в Смелу, моя мама показала мне дом, в котором жила в молодости бабця. Этот дом был чем-то похож на бабцю: белая чистая хатка с голубыми окошками в небольшом зелёном саду. Помню, я особенно засмотрелась на тени веток, полных листьев, которые бродили по белым стенам старенького домика; а где-то в саду свистели скворцы и синицы, чирикали воробьи...
Автобиографический рассказ
Большие и маленькие
Ростом я не вышла. В школе на уроках физкультуры меня ставили в самом конце шеренги. Меньше меня в классе была только Катя Чококчиди, да и то ненамного. Невооружённым глазом даже трудно было заметить разницу между нами; но мой глаз был хорошо вооружён - не каким-нибудь специальным инструментом, а моим страстным желанием подрасти... А казалось бы, зачем? Да, в классе я вроде бы маленькая была; но в сравнении, например, с нашей кошкой или с Кукой (нашей собачкой породы чиа-хуа, которую я могла запросто на ручки взять); или с птичкой какой-нибудь, которая пела себе на веточке и ни о чём таком не думала; или, например же, с красавицей-бабочкой; со стрекозой, с её слюдяными крылышками; с весёлым зелёным кузнечиком, который мог скакать в траве незаметно, пока вдруг не взлетал на своих голубых или коричневато-розовых крыльях... Представляете? Я ведь для них для всех просто гигантского роста! А какой-нибудь муравьишка, взбираясь по моей ноге, меня даже не замечает: я для него существо таких колоссальных размеров, что ему меня и взглядом не охватить. Из-за своей несказанной величины я для него, для муравья, просто не существую!.. Ничего себе, да?.. Так что же мне не жить припеваючи?
Давным-давно, маленькой девочкой, жила я в посёлке Тикси. Папа часто брал с собой в тундру нас с моей сестрой и братом. И вот гуляли мы там, по той тундре, а под ногами у нас, великанов, стлались безграничные леса. Да-да, леса с древними деревьями. Только, если не знаешь, что это - деревья, то и не подумаешь так про них: они ведь не шумели над нами своей летней листвой, а пружинистым плотным ковром покрывали каменистую землю. У молодых карликовых берёзок, ив и топольков были коричневые тоненькие стволы-стебельки; а у старых - мощные (если встать на коленки и вглядеться), сероватые от старости, иногда даже дуплистые, туловища-стволища. Они расстилали по земле свои развесистые могучие кроны; а над ними, как богатыри-Святогоры или какие-нибудь древнегреческие лестригоны, высились грибы - подберёзовики или подосиновики... Мы этих лестригонов собирали в кошёлку, а мама потом солила их в баночках.
Во влажных местах и по берегам ручьёв там росла трава. Она была зелёная, сочная и куда выше деревьев. Наша собачонка Кука, гоняясь за куликами, скрывалась в ней совершенно, так что путь её можно было проследить только по движениям трав, синих колокольчиков и незабудок...
Помню, приехали мы с Севера в Москву. Я не буду рассказывать, как мы после долгой разлуки встретились с настоящими, рослыми деревьями...
И пригласила нас к себе на дачу, в Подмосковье, мамина хорошая знакомая, арфистка Вера Дулова. У знаменитых людей тогда были собственные дачи: им было можно, потому что они были знаменитые...
И вот мы к ней поехали.
Пока старшие занимались своими разговорами, мы с братом побежали в сад. Там на этой даче был сад с прудом. Деревья - ух, какие!.. Но не деревья и не лопухи, под которыми можно было прятаться, особенно поразили меня; а поразили меня странные растения, такая особенная какая-то трава. Её стебель, прямой, точно копьё, был составлен из многих частей, а наверху из него как бы бил зелёный фонтан - листва не листва, и не хвоя, а вроде бы такой фонтан, - разветвляясь на множество водопадов... Необыкновенно красивое растение!
Мама сказала: "Это хвощ. Я, когда в детстве корову пасла - у нас была своя корова -я очень его не любила, потому что его не любила наша корова. И если он попадался в сене, она вообще сено есть отказывалась".
"Это очень древнее растение, - сказал папа. - Когда по земле бродили динозавры, а людей ещё в помине не было, эти самые хвощи и папоротники вырастали выше, чем теперешние наши дубы и даже сосны. Высоченные они были! Стволы у них были такие толстые, что не обхватишь, толще, чем я в... гм! - в талии; и динозавры чесались о них спинами и боками".
Подумать только!..
"А стрекозы были тогда с тебя величиной," - сказала тётя Вера Дулова.
И вот я представила себе такой лес... Как только я его себе представила, я сразу стала такая ма-аленькая-маленькая, ну совсем крошечная. Стволы хвощей, их кроны, вот эти самые зелёные водопады, закрыли от меня солнце и небо, а через их корни надо было переползать на четвереньках. Я прижималась к этим корням, чтобы спрятаться от чудовищных стрекоз; и всё равно было страшно... Пришлось скоренько перестать себе всё это представлять и вернуться домой, в мой уютный двадцатый век, где те же самые хвощи, только в виде травы, росли вокруг пруда в саду у тёти Веры Дуловой, а стрекоз можно было накрыть сачком или ловить пальцами за слюдяные крылышки...
А ещё в те страшные времена, когда по земле бродили динозавры, а людей ещё и в помине не было, росли леса из папоротников.
Кто не видел папоротников в берёзовом лесу! Маленькие зелёные змейки с круглыми головками вылезают по весне из почвы, как будто им какой-нибудь пастушок на дудочке играет, когда на берёзках ещё только появляются серёжки. Серёжки качаются под ветром, как струи золотого дождя; а под деревьями эти самые змейки поднимают свои головки всё выше, выше, выступают первые листочки-ручонки - ещё раньше даже, чем ландыши расцвели. Они тянутся к солнцу, распрямляют шейки, расправляются - и вот это уже не змейки, а такие зелёные листы-кусты, и они закрывают всю землю в лесу, и под ними прячутся от весенних дождей всякие мошки-букашки-комаришки, даже мышки всякие, ящерки и змеи...
Но ведь это теперь они просто кусты; а когда-то были деревьями. И динозавры чесали о них свои бока и спины, а на ветках отдыхали сказочно огромные стрекозы, глядя на мир своими фасеточными глазищами-шарами...
Чуть не в любом краеведческом музее можно найти камень с отпечатком листа такого древнего папоротника. А сами эти деревья превратились в уголь. Вот что делают времена, сменяясь на Земле!..
И ещё я знаю такое древнее растение, мох такой - сфагнум, по-моему, называется. Он теперь выглядит невинно и даже красиво - такие звёздочки ярко-зелёные на болоте под ногами. Если вам в турпоходе нужна вода, а вы никак не можете найти подходящей лужи, - ищите сфагнум. Под ним уж точно есть вода, хотя и смешанная порой с болотной грязью. Ничего, нацедите понемножку. Или хотя бы платок намОчите...
Я помню, в псковской области дело было, однажды засушливым летом без дождей бродили мы с подругами, Олей и Наташей, по лесу, грибы искали. Устали, разжарились и чаю захотели. А рядом у нас было болотце с этим самым мхом. Вот нацедили мы кружечками воды от его корней в котелок, развели костёр, напились чаю. Потом надо было костёр гасить. А с нами ходили два мальчика, Олин сын Антонище и маленький Наташин Пашка. Они взяли котелок и кружечки и побежали цедить воду на болото. Антон (он постарше) котелком воду носит; он дело это делает старательно и успешно; у него получается. А Пашка маленький такой, смешной! Нацедит кружечку из-под сфагнума, да пока несёт, спотыкаясь о корни, той воды в кружечке уже только на донышке остаётся. Он её - плюх на угли! Пар пошёл! - И счастлив, что донёс!..
Но это я отвлеклась, просто потому что вспомнить приятно... Уже и мальчики-то те давно выросли... А я просто хотела сказать, что ведь и сфагнум этот самый был когда-то - до небес!.. Когда динозавры по Земле ходили...
А ещё есть такая росянка. Крохотное растеньице с листиками-лепёшечками. На листиках - ворсинки, и на каждой ворсинке - маленькая капелька. Очень красиво так. Потому и зовётся росянкой, из-за этих капелек, что как будто на ней всегда роса... А на самом деле она всяких мушек-букашек ловит и ест, и эти капельки на самом деле - её желудочный сок... Тоже очень древнее растение...
Так вот - какая же она была, эта росянка, во времена динозавров? Представляете?.. И кого она ловила и ела?.. И какие ещё росли в том древнем лесу хищные травы?..
Хорошо, что нас тогда и в помине не было.
Ужас!..
2018 г.
Рассказ
За морошкой
Мне казалось, я знаю, что такое морошка. Собирала, помню, в Ленинградской области. По кочкам ползала, коленки намочила, комаров отругала - набрала целый двухлитровый бидончик! Очень гордилась собой. Еду домой в переполненной электричке, ловлю уважительные взгляды и поглядываю вокруг себя с высокомерием. Морошка ведь у нас не то, что клюква, морошка ягодка редкая, растёт не на всяком болоте. Так что были причины собою гордиться...
Ну вот, это было раньше, когда я ещё в Ленинграде жила и обживала ленинградские леса. Но теперь я переселилась в Мурманскую область и обживаю потихоньку мурманские леса и тундры.
А в первый раз позвали меня за морошкой ловозерские подруги в первый же год моего новоселья. Долго я выбирала подходящую посуду. Трёхлитровый бидончик взять - не слишком ли дерзко? Не засмеют ли?.. Да ладно, можно ведь набрать и неполный. Пусть себе смеются!
А подруги посмотрели на мой бидончик и вправду развеселились. "Только-то? Стоит ли и ходить за такой малостью?" Я это, конечно, приняла за иронию. Смотрю - а они вёдра с собой берут! И мне вручили ведро: "Бери и не позорься!" Ладно, думаю, раз они так, то и я так...
Вот пошли.
Идём-идём... Я смотрю: морошка! Лежит в зелёном гнёздышке из листьев красная ягодка, уже и желтеет даже. А Шурка с Иркой идут себе мимо, как слепые... Ай да я! Я первая увидела!.. Хвать поскорее - и в своё ведёрко! Шурка увидела и засмеялась:"Смотри, Ир! Наталья-то у нас какая добытчица, уже ягоду собирает!"Ира тоже смеётся. Я не понимаю - а что тут смешного? Мы ж, кажется, за тем и пошли - ягоду собирать? Они говорят: "Брось ты! Какая это ягода, это же слёзки!" - и топают себе дальше. А я думаю: ладно, ладно, смейтесь себе! Курочка по зёрнышку клюёт, да сыта бывает. Иду и по пути поклёвываю, как та курочка, что сыта бывает... Штук двадцать нашла; а мои подруги даже не нагнулись ни разу. А ещё с вёдрами...
Вот они остановились, завязали пониже, чтобы лоб закрыть, свои платочки, намазали руки и лицо антикомариным кремом - и я себе так же: они местные, они знают. Пересмеиваются: "Теперь этим гадам, комарам, только задницы наши на съедение достанутся! За работу!.. Вон за теми кустиками..."
Вот мы зашли за те кустики: мать честная!..
Открылось нам пространство, всё залитое янтарём! Не по ягодке на кочку, а что ни кочка, то просто клумба!.. Как рассказать тем, кто не видел северной морошки?..
У всякой ягоды своя красота. Клюква на болоте жирными каплями блестит, как тёмная кровь. И мох вокруг каждой капельки влажный.
У голубики ягоды, томные и нежные, словно инеем покрыты; светлые листочки у неё; тоже отливают голубоватым. А вкус виноградный.
От черники, когда её много, даже в глазах, бывает, рябит; и когда её собираешь, то потом, бывает, сразу не уснуть. Глаза закроешь, а из-под век выплывают черничные кустики, унизанные агатовыми бусинками.
Земляничка - точно цветочек в траве. Точно красный огонёк светофора: стоп! Не проходите мимо! Или как маленькая девочка в нарядном сарафанчике. И душиста она, как цветочек.
Костяника, с её сдвоенной ягодкой и гранатовым вкусом, тоже похожа на "аленький цветочек, краше которого нет на белом свете". Стебелёк у костяники высокий, гибкий, под ветром качается - манит.
За чёрно-лиловой ежевикой, случалось, в самые колючие дебри залезешь; про малину я уж не говорю - что слаще спелой малины!
А брусника, краса и гордость осеннего леса, точно искусная вышивка на бабушкиной скатёрке...
Сами знаете, каждая ягода по-своему красива.
Но как рассказать о широком пространстве, усеянном морошкой, как июньский луг цветами!..
Каждая ягодка - соцветие, вроде малины или ежевики. Но оттенки у каждой ягоды, по степени зрелости, разные. Одни розоватые: только-только бледный младенчик из зелёного одеяльца личико выпростал, и стали щёчки его румяниться под милым северным солнышком. Другие - морковного или рябинового цвета - это, верно, их морошниковый детсад. Потом - тинэйджеры: плотные, крепкие ягодки самых ярких оттенков, от светло-алого до рубиново-красного. И наконец - спелым сладким соком налитые, янтарные, рясные ( и нежные одновременно), зрелые ягоды - то самое, за чем и шли!..
Сначало мы брали их просто внаклонку, временами выпрямляясь и почёсывая накусанные комарами места. Ведь руки и лица - единственное, что мы сумели защитить своим кремом. Потом, набрав уже с полведра, лично я уже не выдержала: встала на четвереньки, наплевав на свою солидность и позабыв про гордость. Я работала обеими руками, не забывая, время от времени, отправлять горсточку ягод в рот. Сладость, не приторная, а нежная, с лёгким влажным ароматом, какой бывает только у мхов, из самого сердца древних болот произрастающих, - о боже, что за блаженство!.. В памяти у меня бродили строки Блока: "Полюби эту вечность болот, никогда не иссякнет их мощь..."; " Сладким сном одурманила нас, опоила нас зельем болотным..."...
Маленькие дети недаром всё тащат в рот, познавая мир не только на цвет, слух, запах, не только на ощупь, но и на вкус. Вкус, может быть, говорит о жизни, в которую мы погружены, не меньше, а больше, чем остальные четыре чувства. Во всяком случае, у меня, пока я, собирая морошку, горстями набивала ею свой рот, было такое ощущение, что я не просто ягодой лакомлюсь, а вливаю в себя самые соки Кольской земли... Если вам смешно это, то, ради бога, смейтесь; а я и вправду так чувствовала...
"Ну что, Наталья", - посмеиваются мои подруги, - "Курочка по зёрнышку клюёт?"
Какие курочки! Какие зёрнышки! Расскажи я кому у нас в ленинградской области, что я за 3 часа (за три часа!) набрала ведро (ведро!) отборной, крупной, золотой и янтарной морошки - кто из тех, что меня знают, поверил бы? Я ведь собирать ягоду непроворна, всегда отставала в этом деле от всех, с кем ходила в лес; но даже я - даже я! - за каких-то три часа...
Но вот мы выпрямились. Спина болела, как после прополки.
Мы взошли на бугорок, свободный от морошки(жаль было бы примять), постелили клеенчатую скатёрку ("У нас с собой было"), достали свои бутерброды и кружечки...
У самых моих ног рос кустик полярной ивы. Веточки её были точно мягким мехом обёрнуты, а некоторые из листочков - неярких, серебристых - стали уже бледнеть, и даже сколько-то пожелтели... Короткое лето у нас; ведь только-только началось... Только-только ягода поспела...
Над головой светило солнышко; оно сейчас и на ночь не заходит. Вокруг простиралось янтарное море морошки. Ветер откуда-то донёс влажный, доверчивый запах озера (или реки). Пролетели уточки четою...
Хорошо нам было. Хорошо...
2016 год
Стихи
Встречайте, небо, тундра, лес...
Мы дождались Апреля -
В смешной причёске "ирокез",
Но со свирелью Леля...
Такое время, что ут нас
Всё перепутано сейчас -
Христос, Ярило, Космос,
Силен, Кикиморы, Пегас,
Сивиллы в сизых космах...
Пусть время - монстр, пусть в правде - ложь;
Апрель по-прежнему пригож;
Он вхож в любые двери,
А также в каждое окно.
И если в комнате темно,
И в доме - скорбь потери, -
Возьмёт он нежную свирель,
Слегка смежит ресницы, -
И вы вдруг вспомните: "Апрель..."
Вдруг осознаете: "Апрель!..
Весна... Там, в небе, эта трель...
Да-да, вернулись птицы..."
И сердце хочет биться;
И слёзы могут литься -
Как у меня теперь...
2019г.
Вот в мягких складках тёплых облаков
Мелькнуло что-то синее в окне...
Хозяин, Тихон-кот, позавтракать готов;
И он не даст залёживаться мне.
Он говорит: "А ну, вставать и есть давать!
Ишь, размурлыкалась, разнежилась с утра.
Вернись в реальность, говорю! Пора!"
И прав, конечно. Честь-то надо знать...
И рада я, что есть на свете тот,
Кто без меня не может жить. Пусть это кот -
Но кто-то возвращает поутру
К реальной жизни... Думала, помру
Я этой ночью... Сердце... В общем... Но
В мои лета так это и должно...
Настало утро... Утро... Красота!..
Цветы на подоконнике цветут;
И я жива, по милости кота;
По милости его, ещё не т а м , а т у т.
И я встаю; я умываюсь; день пришёл...
И мне не оторваться от окна.
Сквозь форточку в лицо дохнула мне весна;
И каждой клетке в организме - хорошо...
2019г.
Затянулась жизнь моя
Ей давно пора растаять...
Чем моя набита память?
Моя память - это я.
Я - и это; я - и то;
Вон - мелькаю - та и эта;
Та весна и это лето...
Всё прожито. ИзжитО...
2019 г.
Морозец-то крепкий...
Морозец-то крепкий, ну как огурец;
И трески, и хруст под моим каблуком.
Вверху облака, точно стадо овец -
За сопки, где озеро, ставшее льдом...
А впрочем, откуда здесь овцы? Олени!
По небу олени, по снегу их тени -
Все в сторону озера...
Лес в инее. В воздухе кроны-дымы;
А ели, от мёрзлой своей бахромы,
До самых сугробов спустили шатры
Мохнатых изогнутых веток.
В их дуплах убежища беличьих деток.
На ветках повисли из снега шары;
Их накрепко там приморозило...
А вот и большая луна - в голубом
Пространстве, над облачным стадом.
Похожа на озеро, ставшее льдом...
Она набухала над лесом бугром;
А после, взойдя понемногу,
Застыла, светя на дорогу...
А я, в дряхлой шубке, озябшею кошкой
Спешу к себе в дом, и никак не дойти.
Спасибо, песочек на трудном пути
Мне дворник-трудяга насыпал дорожкой,
Чтоб мне не скользить, не свалиться.
Снег острый. Порезаться можно, разбиться;
И руки разбить, и коленки...
По стеночке надо, по стенке...
2018 г.
Когда всё в серебре...
Когда всё
В серебре
От росы и луны...
Впрочем, как это было давно...
А теперь стали ночи бессонно длинны...
В глубине отражает окно
Седину моей стрижки, глаза -
Всё неясно, туманно;
А за мной, бледным фоном, мою комнату с длинным диваном...
Ах, машина проехала!... Фары прошлись
По асфальту, блестящему мокро -
И погасли...
Ну что ж, отражайте, правдивые стёкла,
Мою жизнь в её скудости, уже если взялись...
О тоска!..
Что ли, в кухню пойти и поесть -
Это так утешительно, честно...
Чем ещё утешаться, вообще неизвестно...
Было всё в серебре от луны, от росы,
И шумели дубы, и петуньи дрожали,
На них светлые капли небеса отражали -
Небеса, где созвездье моё...
Я, по знаку, Весы;
Но созвездье своё не найду ни за что:
С детства чужды мне были науки. Не то
Я б успеха достигла, и счастья, быть может;
И тогда!.. А потом?... Всё равно...
Я пойду. Бутерброд мне поможет...
2018г.
Как же не плакать душе...
Как же не плакать душе над растаявшим снегом осенним!
Снег уже был; он сверкал; разукрашивал окна мороз...
НА вот поди... Снова дождь. И на мокром асфальте качаются тени
Мокрых берёз.
Бедные, бедные!.. Если ни листьев, ни яркого снега -
Нет ни-че-го!.. Мёрзнут голые ветки, в луже мокнет нога;
В небо посмотришь - там тучи... как после набега
Пленники - медленно - за колесницей врага...
Как же не плакать душе?.. Разморожена память о чём-то,
Что и самой пережить не пришлось, но оно в глубине...
Ковыляет бесснежный ноябрь, поминая то бога, то чёрта;
И тяжёлая жалость, безнадежная жалость во мне...
2018г.
Шёл снег
Шёл снег, и слышалось: "Приидите ко мне,
Обремененные, аз упокою вас..."
Снег шёл при смутно видимой луне;
Как будто бы бессонный чей-то глаз...
(Ах, "глаз" - нехорошо)...как будто чьё-то око
Сквозь облака, сквозь слёзы, издалёка,
Порою смаргивая, видело всех нас...
Я занималась тем, чем с утреца
Положено в мои лета. Я встала,
Смахнула паутину сна с лица,
Расправила суставы, позевала;
Сварила рыбку для кота; а он вопил,
Как будто бы сто лет не ел, не пил -
И врал, конечно. Но коту приврать не грех...
Я подошла к окну. Шёл снег. Мои герани
Тянулись сквозь стекло к своей луне в тумане,
Как девочки, которым в вышине
Такое видится, что в самом лучшем сне
Теперь вообразить я больше не сумею -
С почти столетней мудростью моею...
..."Приидите ко мне, аз упокою..." Шёл
Счастливый снег. Какие-то машины
Светили фарами и разминали шины.
Дорога им стелила серый шёлк...
2018г.
книги, публикации
Наталья Ланковская читает стихотворение Пушкина На холмах грузии лежит ночная мгла
Обработка видео...